Человек с ружьем - мера ответственности

Право на охоту

Правом охоты с охотничьим огнестрельным оружием пользуются все граждане СССР, состоящие членами обществ охотников, достигшие 18-летнего возраста, сдавшие испытания по охотничьему минимуму и уплатившие государственную пошлину в установленном размере". В этой выдержке из "Положения об охотничьем хозяйстве РСФСР" от 10 октября 1960 г. все справедливо. Возможность заниматься охотой не должна ограничиваться национальными, классовыми или имущественными цензами. Она может быть предоставлена любому гражданину, который по возрасту уже способен отвечать за свои поступки и не только теоретически, но и практически (для чего сейчас введен срок стажерства) доказал, что правила проведения охоты и поведения на ней им усвоены.

Однако, кроме этих формальных истин, есть и иной критерий для определения права каждого из нас пользоваться привилегией охоты, а именно: наше отношение к последней. Дело не в том, что всех нас можно четко подразделить на две категории: "умеренных" и "одержимых". Не в том, что первые смотрят на охоту как на приятный отдых, а вторые - как на занятие, без которого жизнь теряет и смысл, и прелесть. Пусть одни сравнительно легко примиряются с необходимостью в данном году или сезоне отказаться от охоты ради каких-то иных дел, а другие в такой ситуации впадают в пессимизм. Пусть первые могут сменять охоту на поездку с семьей к Черному морю или на Рижское взморье, а вторые от подобного предложения звереют. Как говорится, каждому свое. Но важно, чтобы и те и другие в своих охотничьих устремлениях были грамотны и серьезны. Чтобы они понимали всю меру ответственности, лежащую на человеке, взявшем в руки ружье. Чтобы не по букве закона, а по велению сердца включались они в дело охраны природы, соблюдали правила охоты, берегли ее сущность, традиции и этику.

К сожалению, есть люди, которые поездку на охоту рассматривают как возможность "оторваться" от условностей повседневной жизни, от контроля жены и других надоевших ограничений. Обстановка охоты представляется им сферой вседозволенности, где можно украшать свою речь всевозможным словесным непотребством, услаждаться ненормированными возлияниями горячительных напитков, а в угодьях творить все, что не грозит прямым наказанием. Сам процесс настоящей, правильной охоты им неизвестен, да он их и не интересует. Им важно "побаловаться с ружьишком", "стрельнуть" и "набить". Первое и второе им всегда удается, третье мечтанье сбывается редко.

Пусть судьба в бесконечной своей милости избавит любого из нас от охоты вместе с такой публикой. Первая забота "оторвавшихся" по прибытии на охотбазу - "направление глаза", проще говоря - организация выпивки ("с приездом"). В дальнейшем поводы будут другие ("с устатку", "на крови", "для сугреву"), но будут обязательно. Если предстоит коллективная охота, то участников вечернего действа нелегко будет поднять утром и вывести из состояния тяжелой похмельной грусти. Но и в случаях, когда каждый может охотиться самостоятельно, эти "друзья" будут нам досаждать постоянно.

Сидим мы, например, с чучелами и ждем подлета уток. Все прекрасно, дичь начинает понемногу появляться, охота сулит нам все свои радости. И тут вдруг выплывают из ближней протоки два товарища, с вечера "направлявшие глаз". К началу охоты они, конечно, опоздали, мест себе не выбрали, чучелов у них нет, однако духом они уже взбодрились и жаждут деятельности. Один гонит лодку, второй палит по лысухам. Когда ему удается сразить одну из разбегающихся по зарослям птиц, товарищи меняются местами и обязанностями. При этом все свои действия они громогласно комментируют с помощью отнюдь не изящных выражений. Вот и прощай наша охота, так как никакие утки не полетят туда, где гремит канонада и звучит непрерывный галдеж.

С такой же бесцеремонностью подобные "охотники" могут явиться на ту полянку, где мы стали на тяге, будут пытаться стрельнуть по зайцу из-под чужой гончей и т. д.

Одной из наименее вредных, но наиболее противных заповедей "оторвавшихся" служит формула: "на охоте без мата, как на свадьбе без вина". Следуя ей, они не только злость, раздражение или обиду, но и радость, восхищение, даже умиление выражают не иначе, как с помощью известных "ритуальных" терминов.

Как-то, уже закончив дневную охоту, я задержался в своей засидке. Вокруг, насколько хватал глаз, млели в последних отблесках зари плесы и тростники волжской дельты. Тишина стояла удивительная и до того было красиво, что так бы, кажется, и сидел здесь без конца. Но вот вдалеке замаячили три темных подвижных силуэта возвращающихся на базу охотников. Они толкались на куласах по розовой, как перья фламинго воде, среди опалово-сиреневых очарований угасающего дня и обменивались мнениями. Но как! Такой захудалой, спрятавшейся где-то на задворках, заплеванной пивной припахивало их "красноречие", что описать это невозможно. И вспомнилось мне, как некий горе-охотник на вопрос, зачем он украшает свою речь назаборной лексикой, ответил: "Для связи слов".

Но бессмысленное сквернословие относительно безобидно по сравнению с другой традицией - со стремлением "стрельнуть". Эта поистине патологическая страсть к бабаханью просто поразительна. Разрядить ружье по пролетающей в двухстах метрах птице, выставленному в угодьях аншлагу, подброшенной в воздух бутылке в сильнейшей степени свойственно некоторым вооруженным товарищам. Одни из них подводят под эту дурную традицию логическое обоснование ("летит - вот и бью!"), другие - технологическое ("каков бой ружья"), третьи - спортивное ("попаду или нет?"), четвертые не подводят никакого обоснования, а просто бахают. Проверяя кого-либо на меткость, подбрасывают в воздух или вешают на обусловленном расстоянии самые разнообразные предметы, но чаще всего почему-то шапки. И посмотрите только на искреннюю радость и ликование испытуемого, когда после его выстрела злополучный головной убор падает, растерзанный снарядом дроби.

Если в угодьях много охотников, откуда-то вдруг начинает временами доноситься частая пальба. Некоторые доверчивые и утомленные тщетными поисками дичи охотники немедленно устремляются туда в чаянии попасть в открытое кем-то богатое местечко. Надежды их напрасны: в преобладающем большинстве случаев они обнаруживают развлекающихся любителей стрельнуть.

Всем этим пьющим, сквернословящим, мешающим охоте и без толку палящим гражданам более 18 лет. Они уплатили госпошлину, сдали испытания по охотничьему минимуму, являются членами охотничьих обществ. И все-таки, положа руку на сердце, нужно сказать, что никакого права называться охотниками и пользоваться правом охоты у них нет.

Все мы не ангелы. Никому не заказано в урочный час выпить стопку. Любой может попасть в ситуацию, когда хочется облегчить душу крепким словом. Каждому хочется пострелять. Но нельзя подменять охоту пьянством, сквернословием и нелепой пальбой.

Охотничья этика

Этика вообще - это система норм нравственного поведения людей и их обязанностей по отношению к обществу. Но под охотничьей этикой почему-то чаще всего понимают обязанность неукоснительного соблюдения охотником охотничьего законодательства. А ведь любое нарушение в этой области - "деяние юридически наказуемое" и за него предусмотрена определенная мера административной, а то и уголовной ответственности. Говорить поэтому о его неэтичности так же странно, как оценивать с этических позиций взяточничество, воровство или убийство.

В области охоты на страже наших интересов при борьбе с браконьерством стоит Закон.

Нарушения же охотничьей этики юридически ненаказуемы. Ими можно возмущаться, их можно осуждать, но покарать за них далеко не просто.

...Весна! Поднявшись ни свет ни заря, отправляемся мы на тетеревиный ток, где накануне поставили шалаш. Приходим, а в нем уже устроился некто, встречающий наше появление совсем не благосклонно. Он не только не собирается извиниться и стыдливо убраться восвояси, но еще довольно нахально утверждает, что из этого шалаша он уже охотится три зари. Допустим, что препирательства закончатся в нашу пользу и конкурент освободит захваченное место. Однако далеко он не уйдет, а тут же рядом начнет гоношить собственное укрытие. Светает, а он все ходит, ломает ветки и даже возвращается, чтобы позаимствовать у нас соломы на подстилку. Тетерева все это, конечно, не оставляют без внимания и на токовище не вылетают. По какой статье можно наказать такого типа?

...Загонная охота. Ее участники после проведения жеребьевки идут занимать стрелковые номера. Среди них идет и старый человек, радующийся своей, может быть последней охоте. Снег глубок, ему трудно, он спешит и задыхается. А спешит-то он потому, что его более молодые компаньоны и не думают его поджидать. Вот один их них остановился на указанном ему месте, за ним второй, третий, но старику не повезло: выпал ему дальний номер. Он чувствует (даже если ему об этом и не скажут), что всех задерживает, ощущает свою дряхлость, и горечь сознания собственной неполноценности усугубляет его физические мучения. А ведь не только можно, но и должно было кому-нибудь из тех, кто помоложе, уступить ему местечко поближе. Какова мера вины его спутников и как за нее воздать?

...Водные угодья. Между куртинами тростников сетчатыми стенками тянутся крылья расставленных рыбаками вентерей. По удерживающим их кольям перелетают пикирующие вниз и митингующие вороны. Подгоняет охотник лодку к месту их сборища и видит нескольких запутавшихся в сетях шилохвостей. Птицы, хотя и порядком пощипаны черно-серой нечистью, но еще живы. Их бы распутать и отпустить, однако... А что грозит тому, кто возьмет да и отвернет им головы?

Вот только три (из бесконечного количества возможных) ситуации, демонстрирующие безнаказанность явно неэтичных поступков. Правда, можно возразить, что ведь существует такая категория воздействия, как общественное порицание. И действительно, последнее для большинства из нас далеко не безразлично (тем более, что иногда оно может вылиться в исключение из коллектива). Но, во-первых, для этого нужно проявить свою антиохотничью сущность на глазах у товарищей, а, во-вторых, грош цена той добропорядочности, которая поддерживается лишь угрозой возмездия. Охотничья этика - это прежде всего манера поведения, продиктованная нашим бережным отношением к природе и ее богатствам, любовью к охоте, внимательным, доброжелательным отношением к товарищам по страсти.

Так, мерилом допустимой добычливости охоты должна быть не только узаконенная норма отстрела дичи, но и фактическое количество встречаемых охотником животных. Охотоведческой наукой и практикой тут установлены довольно четкие критерии. Например, весной противопоказано охотиться на токах, где поет меньше пяти глухарей или тетеревов; норма изъятия здесь не должна превышать 20%, то есть одной птицы из пяти. Здесь же не годится стрелять по токовику - первому вылетающему на токовище и начинающему петь самцу, поскольку его отстрел часто ведет к распаду тока.

При осенней охоте по боровой и полевой пернатой дичи выводки, состоящие из старки и не больше чем трех молодых, полезно оставлять в неприкосновенности, так как из четырех зазимовавших птиц к весне сохраняется не больше двух и оставленный нами с осени выводок из 4 тетеревов или куропаток к весне только-только обеспечит наличие в данных угодьях пары производителей.

Недопустимо охотиться хотя и на разрешенных к отстрелу, но малочисленных в данном месте животных. А ведь бывает так: не успеет на каком-нибудь новом пруду загнездиться, вывести и вырастить потомство первая и единственная пара уток, как за ними уже начинают охотиться.

По закону нельзя стрелять животных, оказавшихся в бедственном положении, мало выполнять этот запрет: попавшим в беду мы обязаны оказывать помощь, потому что без любви к животным нет и истинного охотника.

"Какая тут к черту любовь, вы же их стреляете, лишаете жизни!" - часто говорят нам. И все же как это ни парадоксально, тех самых зверей и птиц, которых мы добываем на охоте, мы любим. Не сентиментальные охранители наших четвероногих и пернатых друзей, а именно охотники спасают от весеннего половодья косуль и зайцев. Именно они, порою с опасностью для жизни, выручают провалившегося в полынью лося или кабана. И именно они, а не кто-то другой, везут, а то и волокут на плечах мешки с подкормкой туда, где, слабея от зимней стужи и бескормицы, бедствуют стайки серых куропаток. По сути дела все, что не на бумаге, а в угодьях осуществляется на благо охотничьих животных делается руками охотников. Так "пусть каждый пожнет от плодов трудов своих", поскольку в этом и заключается одно из высших проявлений охотничьей этики.

Тысячелетиями вырабатывались традиции спортивной охоты. В отличие от промысла люди не искали здесь наиболее легких путей для добычи животных. У них были другие задачи: найти способы охоты, требующие предела охотничьего искусства, обеспечивающие максимальную эмоциональность охоты, дающие наиболее полноценные трофеи и, одновременно, наносящие воспроизводству дичи наименьший ущерб. Преследуя эти цели, они отказались от ловушек и взяли в руки ружья. Они вывели породы собак, работа которых сама по себе украшает охоту. Им нужен не пойманный в петлю, а вытропленный или идущий из-под гона заяц. Не сидящая а взлетевшая птица. Не просто олень, а красавец-рогач, да еще взятый во время рева. Традиции охоты - бесценное наследство, доставшееся нам от предков. В них суть, красота, эстетичность любительской охоты и соблюдение их - одно из основных условий ее этики.

"Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой" - вот этичная форма общения между охотниками. Каждый из нас порой нуждается в помощи; так не будем же отказывать в ней тем, кто ее просит. Все мы когда-то были молоды и неопытны. Многие, наверное, хранят в благодарной памяти образ своего охотничьего учителя и наставника, приложившего руку к тому, чтобы и они стали охотниками. Так не станем же оставлять без дружеской опеки тех начинающих, чья охотничья сущность проявляется в одной лишь неискушенной страсти.

Все мы когда-нибудь состаримся, достигнем того грустного возраста, в котором охотничьи труды даются уже нелегко. Думая об этом, сделаем все, чтобы пожилым охотникам их выезды в поле давались полегче.

Мы терпеть не можем, когда кто-то портит нам охоту. Так не будем сами портить ее другим.

Часто и много пишут о том, что для охотника-спортсмена добытые им животные представляют якобы второстепенную ценность, а главное для него - это умилительное общение с природой, алые рассветы, задумчивые вечера и ночи у потрескивающего костра. Вся эта лирика, конечно, прекрасна, но, несомненно, в такой интерпретации охоты есть и некоторая доля лицемерия. Не для того же тащим мы с собою ружье и патроны, чтобы поупражняться в переноске тяжестей. Нет, мы делаем это с целью заняться "добычей животных, находящихся в состоянии естественной свободы". Удача в данном начинании для нас совсем не безразлична. Как бы ни были "алы рассветы", а возвращаться с охоты "попом" мало кому приятно. Этика охоты не в бескровном любовании налетающими утками или поющим глухарем, а в том, чтобы дичь, которую мы хотим взять, была взята как положено и, главное, чисто. Стрельба по зверю и птице, которых мы не надеемся убить наповал или достать из непролазных крепей - вот ярчайший пример охотничьей неэтичности.

И наконец, последнее: право на выстрел и право на добытый трофей. Здесь все просто. Предпочтительное право на выстрел имеет тот на кого более близко и удобно для выстрела выходит зверь или налетает птица. Стрельба с более далекого расстояния и из менее удобного положения по животным, хорошо идущим на другого стрелка, - нарушение вопиющее. Убитый зверь принадлежит тому, чей выстрел положил его на месте, убитая птица - трофей того, кто прервал выстрелом ее полет.

За рубежом, да и у нас существуют охотничьи традиции ритуального характера: порядок построения перед началом коллективной охоты, правила, по которым после ее окончания раскладываются убитые животные, церемония поздравления удачливого стрелка. Все это красиво, вносит в дело порядок и стройность, дисциплинирует участников охоты. Но неверно было бы этими внешними атрибутами подменять истинную этику охоты, выражающуюся в чувстве товарищества, любви к охоте и бережном отношении к животным.

Я. Русанов

"Охота и охотничье хозяйство № 05 - 1982 г."