Отрывок из книги "Наши окрестности" М.В. Пуссе.

В конце 1954 года проводил я также испытания только что приобретенного мною «чуда старой техники», одностволки 4-го калибра. Приобрел ее у Квицинского Владимира Сергеевича. Гусевка имела метровой длины ствол, весила всего на-всего 5 кг 600 граммов, и курок у нее был слегка сбоку. Главное преимущество этого ружья было в том, что к нему подходили гильзы от послевоенных сигнальных ракетниц. Этих патронов для ракетниц в те годы на судах было завались. Впрочем, от прежнего хозяина мне досталась и полудюжина гильз металлических. Увидев очередную «бандуру», в большое возбуждение пришли члены нашего охотколлектива. «Немедленно нужно испытать!».
Особенное нетерпение проявлял Кириллов. В ближайшее воскресенье, четыре члена коллектива погрузились в шести¬весельный ял со стационарным мотором «Л-12» и, поднырнув под Ягринский мост, мы вырулили на плес, на который с октябрьским похолоданием пришли с севера стайки чернети. Было свежо, и мне, балансирующему с фузеей на носовом решетчатом люке, очень мешал стоящий за спиной на банке Кириллов. Некуда было правой ногой опереться. «Стреляй же!» - настаивал нетерпеливо начальник. Выцелив стаю метров за сто, произвожу первый выстрел из 4-го калибра. Полыхнуло пламя, вылетел огромный столб черного дыма, В этот миг я уже летел на Кириллова. Сбив пожилого НПО, я занозил его между бортом шлюпки и стационарным мотором. Получилась «куча мала». Сверху старого охотника я, на мне, словно бревно, гусевка. Восторженный коллектив все это быстро разобрал и поставил нас на ноги. Скорчившемуся от боли Кириллову пришлось хлеще всех. Ему совали его кури¬тельную трубку, говорили слова сочувствия. Держась одной рукой за голову, другой за поясницу, он постепенно распрямлялся. Гримасу боли сменила счастливая улыбка: «Вот это ружье!» — вскричал страстный охотник. В шлюпке громыхнул молодецкий хохот.
Между тем я недоумевал. Стая чернети благополучно улетела, дробовая осыпь, усеяла водную гладь где-то на пол¬пути?.. Потребовалось еще несколько выходов на природу, чтобы был поставлен точный диагноз: «Дульная часть метрового ствола была, оказывается, раздута. Дробовую осыпь уво¬дило вниз». Были мысли, обрезать конец ствола и снова при¬варить мушку. Но по этому пути я так и не пошел.
В моих руках вдруг оказалось самое крупное в СССР ружье, - гусевка 2 калибра! Как и предыдущие гусевки 10, 3-го, 4-го калибра оно было рассчитано нa использование только дымного пороха, и чем крупнее калибр и длиннее ствол, все более крупнозернистого (то есть более долгогорящего). При толстенном, чуть не трехкратной прочности стволе длиной 130 сантиметров, ружье весило пятнадцать килограмм. В «Голиафе» снаряд от 25 мм пушки болтался самым жалким образом, как язычек от колокольчика! Охотколлектив войсковой части просто сон потерял! Владельцы «пукалок» от 32 до 12 калибра, стали стыдиться сами себя, а на ружье 4-го калибра никто уже внимания не обращал. Пошел разго¬вор, что «Голиафа» нужно захватить с собой на стрельбище. В очередное воскресенье, таясь от других охотколлективов, тем более от представителей прессы, высадились на острове Чаячий. Я и второй номер несем гусевку на плечах (как таскали ПТР в Великую Отечественную). За нами 3-й и 4-й но¬мера несут чемоданчики с зарядами-снарядами, банник-шомпол, которым в ствол пыжи забивать. Последние вырубали специальной просечкой на 32 мм.
Поскольку ружье горизонтально одному держать очень трудно, навожу длиннейший ствол с подставившего плечо товарища, в стаю ворон, облепившую у уреза луга деревянный щит. Знаю, что многие из пятимиллионной когорты охотников страны многое бы отдали, чтобы такое увидеть!
Рухнуло буквально все! Щит, вороны, весь расчет и коллектив! Правда, по разным причинам. Я от чудовищной отда¬чи, «номер», подставивший плечо, от страха. Остальные про¬сто от хохота. Когда рассеялся дым, и все начали успокаиваться, вдруг заговорили, что из такого ружья должны стрелять люди «в весе Жаботинского». «Этот ствол, нужно смонтировать на лафете, создать безоткатную пушку. Отдачу при¬мет на себя земля, через сошники!» «Тогда и стрелять двойным зарядом, то есть из ружья 1-го калибра!».
«Испытывать так испытывать!» Пока самодеятельный конструкторский коллектив лафет сооружал, произвожу из «Голиафа» еще шесть выстрелов по стаям ворон. Получая чудовищные толчки от зарядов равных единовременному использованию восьми зарядов 12 калибра, я постепенно приноровился кувыркаться безо всякого ущерба для окружающих. Охотничью пушку ПЕРВОГО калибра испытывали уже на Ягринском взморье. Словно предчувствуя недоброе, воронье кучившееся на отмели у трупа морского зайца, стало благо¬разумно отступать. Потом, облепив груду плавника, тянули в нашу сторону шеи. Подпрыгивавшую на велосипедных колесах «безоткатку», развернули, сошники в землю. Манипулируя механизмом вертикальной наводки, уточнили.
Надел на капсульную трубку пистон, и дернул за шнур, Первый калибр изрыгнул 457 грамм дроби № 000.
Прижимая медный пятак к синяху повыше глаза (оторвавшаяся капсульная державка «клюкнула»), объяснял восторженным почитателям старины, что дальнейшее совершенство¬вание «оружия массового поражения» на этом завершается, «так как ворон в городе изведем».